Каждому - свое)-4

Ну что, продолжим «за искусство?»

Спасибо, что читаете мои заметки — думаю, постепенно вырисовывается, что все они — о людях, которых заботило творчество, а не признание. Вряд ли им пришло бы в голову сохранять копии жестких дисков со своими творениями, и ревниво считать свои и чужие рейтинги.

Этот топик — памяти ярчайшего, на мой взгляд, украинского фотографа Николая Троха.
Пик его популярности пришелся на 90-е. В то время он активно участвовал в фотовыставках (шесть персональных и тридцать коллективных выставок на Украине, в Польше, Чехии, Германии, Латвии и США), писал статьи о назначении искусства, о ненависти к рекламе и массовой культуре. «Квартировать совесть — смерть художника. Природное состояние для него - бунт. Перманентный бунт», — говорится в одной из его публикаций конца-90-х. Фотоработы Николая Троха нередко воспринимались как провокация, но по сути они — просто возвращение к исконному праву искусства без всяких кавычек и экивоков говорить о жизни и смерти или красоте и уродстве. Сам художник объяснял это так: «Анатомируя в некоторых своих работах насилие, агрессию, жестокость, я не возвеличиваю, а разоблачаю их. Мой метод можно бы было определить как утверждение нормы, красоты, гуманности от противного». Николай Трох искал образы для всех страшных, по мнению большинства, вещей, вытесненных из культуры не столько из тактичности, сколько из трусости и желания избежать дискомфорта. Неудивительно, что художник, взваливший на себя всю тяжесть мира, не смог нести ее долго — его не стало в 46.

После его смерти, с 2007 года, прошло еще шесть выставок. Только сейчас появился мемориальный сайт http://trokh.label.net.ua/...

Вот статья, процитированная выше, можно сказать, Колин творческий манифест.

Читайте, думайте...

Отношение к фотографии сильно изменилось. На фоне тотальной потери веры в любые непрагматические ценности аскетическое служение творчеству в целом воспринимается как проявление шизофрении, форма безумия. Социальная ситуация тиранически превращает мастеров в грубых ремесленников.

... Смириться с миром, который нас сегодня окружает, я не могу. Привыкнуть к будничным изменам, махровой, маниакальной зависти. Главное же — к отступничеству от собственных взглядов и идеалов под «давлением обстоятельств». Трудные времена — не основание для кардинального изменения жизненных принципов. Квартировать совесть — смерть художника. Природное состояние для него — бунт. Перманентный бунт. Не стать конформистом, не уравняться с толпой. Многие мои коллеги, почувствовав запах денег, ринулись в рекламную фотографию. Мало того, что она создает искривленную, вымышленную, иллюзорную картину мира, в ней есть и элемент фашизма, дискриминации тех людей, чьи формы не отвечают стандартам топ-моделей. Если я это осознаю, должен создавать антирекламную фотографию, как можно правдивее фиксировать реальность в ее негероическом, непоказном проявлении, изображать, если хотите, ординарных людей. Один мой друг недавно разорвал на куски подаренную ему фотографию, из старой моей серии — «Школьницы». Он говорит, что этот снимок пробуждал в нем воспоминания о временах, когда он был счастлив. На самом же деле, он стремится истребить память о себе. Так проявляется сегодня трагедия. Обыденно, тоскливо. «Когда я смотрю на твои снимки, я не хочу жить», — услышал я недавно от одного коллеги. Я думаю, такое суждение — факт моральной глухоты. Анатомируя в некоторых своих работах насилие, агрессию, жестокость, я не возвеличиваю, а разоблачаю их. Да, я стремлюсь вызывать у зрителя отвращение к тому, что кажется мне в жизни мерзким, вульгарным. Мой метод можно бы было определить как утверждение нормы, красоты, гуманности от противного. Предмет изображения для меня — то, что возмущает, вызывает душевный дискомфорт, отчаяние. Грязь, глупость, тщеславие мира. Вообще, если серьезно занимаешься фотографией, то постоянно смотришь на мир как бы сквозь видоискатель фотоаппарата. Даже без камеры ты постоянно видишь множество ситуаций, содержащих в себе готовые, законченные художественные сюжеты. Документальные, но в то же время абсурдные, сюрреалистические или маньеристские. Даже для постановочных, смоделированных снимков первичным остается именно непосредственный жизненный импульс. Впрочем, «ставя кадр», я не ставлю перед собой цель воспроизвести ситуацию, которую не довелось «поймать» в жизни. Это документальные изображения подсознательных, тайных желаний, скрытых страстей, микроисследования чувственных и психологических моментов, которые человек запрещает себе проявлять открыто. Я смотрю на жизнь, как на театр, в котором актеры постоянно импровизируют свои роли. Сегодня в обществе четко определились две контрастные группы, между которыми — бездна. Разделяет же эти группы совсем не материальный достаток. Просто большая часть населения — мимикрировала, окунулась в исключительно материальные заботы, потеряла какие-либо метафизические ориентиры и бессмысленно выполняет деспотический ритуал будней. Но есть другие индивидуумы. Окружающий ужас они приняли как данность, но желают жить по собственным правилам. Они не боятся быть самими собой — казаться странными или некрасивыми, смело выражать свои чувства, безоглядно радоваться, когда весело на сердце, и не демонстрировать притворно-счастливые гримасы, когда им грустно. Я, хоть это и может показаться парадоксальным, все-таки адресую свои работы первой, «зомбированной», группе. Я надеюсь, что мои снимки могут заставить их «расслабиться», проломить панцирь их зависимых, детерминированных представлений и сформированных обществом привычек, снимут с их глаз пелену банальности. Возможно, им повезет увидеть театр жизни, и они начнут смело играть роли, данные им природой, судьбой, а не будут ожидать суфлера, подсказывающего им текст, или режиссера, который расчертит им мизансцены.