Это икона! Больше можно ничего не говорить!

С 16 марта по 29 апреля 2012 года в Хьюстоне (США) проходит 14-я Международная биеннале FotoFest, главная тема которой — «Современная русская фотография». Три ключевые выставки с работами 142 фотохудожников из России, Белоруссии и Украины представляют три основных периода в современной и актуальной российской фотографии: «После Сталина, “оттепель” и возрождение личного высказывания (1950–1970-е)»; «Перестройка, либерализация и эксперименты (1980–2010)» и «Молодое поколение (2009–2012)». Среди главных российских партнеров биеннале — Фонд развития и поддержки искусства «Айрис», Центр современной культуры «Гараж» и РИА Новости. Накануне открытия биеннале мы попросили художника СЕРГЕЯ БРАТКОВА, работы которого также будут представлены в рамках Fotofest, прокомментировать несколько десятков фотографий из тех, что были выбраны для презентации выставок биеннале кураторами "русского фокуса«.

К работам Бахарева я отношусь позитивно. У нас есть общая тема — телесность, да и как провокативный художник Бахарев, конечно, мне близок. Эта работа будет показана в рамках проекта «От перестройки до наших дней» с подзаголовком «Перестройка, либерализация и эксперименты». Подо что из этих заявленных тем попадает бахаревская обнаженная и неназванная? Мне кажется, что под «либерализацию». Новокузнецкая девушка в эпоху перестройки может себе позволить не только окружить себя произведениями искусства, полистать Библию и выпить стаканчик Teacher’s, но и расположиться на диванчике среди этой роскоши даже не благородно-обнаженной, а просто банально голой.

Черкашины делают вещи большого формата, который я бы даже назвал «картинным», да еще и всегда в сложных техниках, плохо сочетающихся с представлениями среднестатистического зрителя о фотографии. Как правило, это фотоколлажи, насыщенные разнообразной символической образностью. Эта работа, например, выстроена на советской символике: «Рабочий и колхозница» повторяются аж два раза, в центре — оформленные как триумфальная арка входные ворота на Выставку достижений народного хозяйства, за ними тает в тумане типичная для архитектуры сталинского времени постройка со шпилем. В общем, здесь есть все, что должно создавать у зрителя четкие ассоциации с советским мифом. Ну а ликующие массы людей на переднем плане, мне кажется, — это перестроечная эйфория, когда многие считали, что навсегда попрощались с советским прошлым.

Эта фотография, хотя и была сделана в 1990-е, для меня всегда ассоциировалась с советским временем, прежде всего благодаря своей интимной атмосфере. Глядя на нее, я всегда вспоминаю о времени, когда художники жили и работали в интимных пространствах, в квартирах и маленьких мастерских, а еще — о дефиците, который заставлял буквально всех заниматься огородничеством на дому.

Конечно, Мамышев не является пионером трансформаций самого себя в другие образы. У него в этом деле много предшественников и в Америке, и в Японии, и в Европе. Но мы-то любим именно Владика за мастерские перевоплощения и даже гордимся им. Ну и, конечно, эта работа — определенного рода комплимент американской публике, все-таки Чарли Чаплин — великий голливудский актер, его должны узнать в лицо даже в Хьюстоне.

Я не очень разбираюсь в творчестве Чиликова, но он явно происходит из того же места, что и Бахарев, и в начале своего творческого пути использовал те же приемы. Он продолжает эксплуатировать образ женщины, помещая своих героинь в окружение, которое определяет их внутренний мир. К тому же в этой работе есть очевидные аллюзии на классическую живопись. Она красива.

Ну наконец-то! В одной работе собраны все русские стереотипы и образы, которые любит весь мир, — медведь и балерина. Это Россия!

Загадочная и явно преисполненная глубокого символизма работа, которую, вероятно, будет не так-то просто интерпретировать далеким от российских исторических реалий американцам. Да чего уж там, мне тоже ее трудно интерпретировать. Кто это человек, восседающий на газетах? Может, он библиотекарь и сторожит свои архивы, свидетельства и документы никому не нужной советской истории?

Эту работу можно смело отнести к знаковым для своего времени. Не знаю, как она будет восприниматься в Америке, но в России она считывается легко. Это рассказ о репрессиях, вымаранных из документов и из жизни людях, и о перестроечных попытках переоценки сталинского прошлого нашей страны.

Если не знать предысторию художницы Тобрелутс — то, что она живет и работает в Санкт-Петербурге, где находятся главные музеи нашей страны, и то, что она имеет непосредственное отношение к Новой Академии Изящных Искусств Тимура Новикова, — можно сделать лишь один вывод: в России тоже умеют обращаться с компьютером!

Печальный мальчик. Наверное, лицеист. Для меня в этой работе много того, с чем всегда ассоциировалась прибалтийская фотография и такие авторы, как Антанас Суткус.

Это — икона! Больше можно ничего не говорить!

Новый герой хрущевской оттепели — ученый, романтик, интеллигент. И вот он перед нами во всей красе. Когда-то эта работа воспринималась очень жизнеутверждающе, как символ научных побед будущего. Сегодня у российского зрителя она скорее вызывает горьковатое чувство ностальгии по тем временам, когда советская наука успешно соревновалась и конкурировала с американской.

В эпоху оттепели у людей появились личные пространства, и даже город с его улицами, подворотнями, троллейбусными парками стал восприниматься как личная, доброжелательная территория, которую можно было мерить шагами, как это сделал герой кинофильма Георгия Данелия «Я шагаю по Москве» 1963 года.

Женщины с лопатами. Субботник. Хоть сейчас ставь их на плакат в стиле «Пятилетку за три года!». Вполне социалистическая фотография, даже можно сказать, сталинская пропаганда. Ничто в ней не говорит о том, как изменится общество и самоощущение человека уже очень скоро.

Ну что тут можно сказать, кроме того, что эта работа очень хороша композиционно.

Слово «оттепель» для меня всегда ассоциируется с улыбкой, романтикой, чувством влюбленности. И эта фотография, на которой мы видим то ли окна общежития, то ли окна только что построенной, новенькой хрущевки и обнимающиеся в этих окнах парочки влюбленных, — это, конечно, же, оттепель.

Непонятный черно-белый некрореализм демонстрируется как пример творчества фотографов молодого поколения. Глядя на эту работу, я сразу вспомнил документацию перформансов венских акционистов. Они тоже себе что-то вечно прокалывали и разрезали. Но тут все как-то очень сладостно, выдуманная, постановочная, нереальная история.

Брутальный семейный портрет из Харькова. Кто из этих двоих в картонной коробке является молодым автором Василисой Незабаром, знаю, но не буду распространяться об этом .

Сентиментализм от молодого поколения, конечно, имеет право на существование, но я как-то не прочувствовал всей прелести этой работы.

Анна Складманн. Никита и Алина в Итальянском посольстве. 2009. Из цикла «Маленькие взрослые». Пигментная печать. Собрание автора

Я охотно соглашусь, что эта работа, да и книга, куда вошла серия этого автора, прекрасно сделана. Но мне все же кажется, что эта фотография имеет больше общего с рекламой и глянцевыми журналами, чем с искусством фотографии как таковым. Хотя посыл автора понятен — рассказать о социальном программировании, которое нередко осуществляются взрослыми по отношению к собственным детям. И вот перед нами не обычные современные дети, а маленькая принцесса и юный буржуй в цилиндре из стихов Маяковского, будущий «владелец заводов, газет, пароходов» — проекции их папы и мамы.

Материал взят здесь http://www.artguide.ru/ru/spb/articles/18/148