Путешествие на край ночи Александра Чекменева

Черно-белые снимки Чекменева чем-то напоминают снимки из журнала «Советское фото» 60-х годов. Я когда-то нашел подшивку таких журналов на чердаке дедовского дома. Эйфория, Гагарин, улыбающиеся рабочие и крестьяне, а также трудовая интеллигенция, покорители Севера, покорители Космоса и прочая предновогодняя радость. До коммунизма оставалось каких-то 40 лет. Но он не пришел. Вместо Деда Мороза с подарками — пришел пиздец. Многие из нас этому обрадовались, потому что понимали, что Деда Мороза не существует, но существует Политбюро и «искусствоведы в штатском». Что новогодних подарков не бывает, а есть твоя, украденная государством жизнь, из которой оно иногда делает тебе «подарки». Что лучше работать на себя, а не на государство, милостиво разрешающее тебе раз в жизни купить «Жигуль» и съездить в Болгарию. Тот, кто это понял — или, воспользовавшись случаем, смылся из странной страны, или занялся обогащением. Те, кто не понял — навсегда остались в царстве северного пушного зверька. А царство становилось все мрачнее и мрачнее. Убитая трудовыми подвигами степь Донбасса превратилась в изрытую норами, непригодную для жизни территорию. «Стахановцы» лишились ежегодного отдыха в крымских домах отдыха, да и вообще всего. Осталась лишь изувеченная земля, из которой кое-где еще можно вырыть пару мешков угля, чтобы купить хлеба, колбасы и водки и прожить еще пару дней. Чтобы потом опять спуститься в заброшенную шахту и добыть еще пару мешков угля или найти смерть.

«Путешествие на край ночи» Селина — это книга о войне. У которой есть начало и есть конец. Книга Чекменева — про ад. В силу своей привычности, ставший для людей бесконечным. Они уже и не осознают, что живут в аду. Они веселятся, но не могут и не хотят ничего менять. Это не путешествие на край ночи. Это жизнь в бесконечной ночи. Чекменев пишет: «Было воскресенье. В доме, снаружи похожем на ветхий сарай, кипело веселье — отмечали день рождения хозяйки этой хаты. Шахтерке Любане исполнилось сорок девять лет. Поздней ночью веселье было в самом разгаре, народ пил, танцевал, гулял, как умел. В какой-то момент среди этого праздника парень, спавший на кровати в стороне от всех, молча поднялся, оделся в рабочую одежду и направился к выходу. Обув сапоги у порога, он накинул на плечи фуфайку, взял каску, коногонку и вышел из дому. Меня поразила эта сцена, и я спросил Любаню, куда он направился? «Да в свою шахту за угольком, куда же еще?» — ответила она. «Так ведь ночь на дворе!» — недоумевал я. Изрядно пьяная, уставшая именинница посмотрела на меня с улыбкой и тихо произнесла: «Под землей всегда ночь. В любое время суток».

Бесконечная ночь видна даже на дневных снимках этого альбома. Ночь пустой безнадежности, когда даже отчаяние кажется слишком слабым чувством. Черно-белые снимки альбома — это акт милосердия к запечатленной действительности. В красках она была бы просто омерзительна. Ч/б придает ей сухость средневековой гравюры. «Сухая игла» света неотличима от черной борозды морщины. Борозды на земле, борозды на лице человека, чья жизнь состоит лишь из двух цветов — подземной ночи и ночи на земле. Словно червь, он грызет эту землю, этот уголь, чтобы тут же выплюнуть его в жадные топки ТЭЦ больших городов, полных света и веселья, тепла и, возможно, счастья. Чекменев пишет: «Я поселился в городе Торез. В старой квартире панельной пятиэтажки не было даже центрального отопления. У многих в комнатах стояли обычные печки из листового железа, которые топились дровами или добытым в шахтах углем. Жестяные трубы этих печей торчали из большинства почерневших от сажи окон многоэтажек. Холодную воду давали словно по расписанию — примерно 2 часа утром и 2 часа вечером, горячей же не было совсем. Я помню, что спать мне приходилось одетым рядом с печью — настолько было холодно в той квартире. Мои деньги закончились быстро, поэтому каждое утро, проснувшись, я брел несколько километров по заснеженной степи к нелегальной шахте, на которой меня знали и признавали своим. Там можно было позавтракать и пообедать, был ужин и горячий чай в избытке. Я уже не удивлялся своему положению, условиям, в которых мне пришлось прожить длительное время в шахтерском регионе. Меня все устраивало — я ко всему привык. Только одно не переставало удивлять: я не мог понять, осознать, почему те люди, которые обогревают целое государство, не могут обогреть свои жилища.»

Рассматривая снимки из альбома «Donbass» я тоже не могу понять многого. Например, почему именно здесь, в этом холодном и нищем аду появился самый богатый человек Украины — Ринат Ахметов, обожающий золотые унитазы президент Янукович и пару десятков живущих то в Монако, то в Енакиево нардепов? Или, может быть, они появились здесь именно за счет рабского труда героев Чекменева? И, ограбив свою «малую родину» эта милая компания отправилась грабить всю Украину в целом? И почему-то вспоминаются откровения нардепа Ландика. Не мажора, а его дяди, нардепа Валентина Ландика: ««Посмотрите, как на Востоке работает сталевар, машинист. Это ужасные условия. Он зарабатывает 200-300 долларов. А вуйко говорит: “Чтобы я за такие деньги так работал?! Я пойду к поляку, нарублю ему дров, он мне даст 100 доляров, я еще к нему похожу”. Это такой менталитет. Мы хотели запустить в Ивано-Франковске завод “Норд”. Но еле ноги оттуда унесли. Возили туда поездами своих людей, потому что тамошние не хотели работать. Хотя зарплату давали, как в Донецке. Работать должны все. Нужно закрывать границы и производить собственный продукт, строить фермы. Мы попытаемся это сделать за 10 лет. Может, и больше времени понадобится».

Есть люди, которым нужно, чтобы над Донбассом была вечная ночь. В этой безысходной ночи так приятно дешева рабочая сила. И они хотят погрузить в эту вечную ночь всю страну. И все разговоры о реформах на самом деле сводятся лишь к этому. В стране должны остаться рабы, надзиратели и хозяева. Пирамида власти проста, как терриконы Донбасса. Рабов много, надзирателей чуть меньше и совсем мало хозяев. Во главе с самым главным — восседающим в Межигорье на золотом унитазе. В окружении лакеев с погонами генералов армии. Абсурдная картинка? Не менее абсурдная, чем жизнь шахтеров из альбома Чекменева. «Все будет Донбасс?» Надеюсь, что нет. Чекменева спрашивали, зачем он фотографирует эту жизнь? Он отвечал, что это должно скоро закончиться и стать историей. Потому что так жить нельзя. Просто нельзя.

Станислав Речинский, «ОРД»

Фотографии Александра Чекменева: